Вообще-то это должно было быть эссе на тему "Я проснулась утром и поняла, что превратилась в..." по зарубежной литературе, но оно меня захватило...
И в результате легким мановением пера рассказ превратился в цикл.

                                        Город N

Странно. Я очень странно себя чувствую. Нет привычной сонливости, как бывает по утрам. Нет мурашек по коже от осеннего, до дрожи пробирающего воздуха. Есть капли дождя на тротуаре и крышах, тепло солнца на окнах, мерно текущая по канализационным трубам вода. Я чувствую, что не могу открыть глаза. Они – фонари, и светят только ночью. А сейчас – утро. Трава, что пробилась через вымощенный камнем тротуар, покрыта бисеринками росы; в солнечном свете они сияют, словно маленькие лампочки. Нашептывают друг другу что-то листья на деревьях; те, что на тротуаре, уже умерли, и не шепчут ничего. В кронах притаились воробьи: из-за взмокших перьев они походят на ободранных драчунов, в глазках сверкает недовольство, лапки топчут кленовую кору. Если бы они могли ворчать, они бы точно ворчали. Под землей, в подвалах и погребах, бегают туда-сюда стаи крыс. Их коготки выстукивают дивную, хаотическую чечетку.
Я – город.
Интересно, я вспомню этот сон, когда проснусь?
Если я город – то пустой. Здесь живут только крысы, и ни одного человека. Узкие улицы, трехэтажные деревянные дома плотно-плотно срослись друг с другом, прямо как в средневековье. Все дороги ведут на площадь в самом центре, а там – кольцо кленов и фонтан: необъяснимая, кривая скульптура, что-то до такой степени абстрактное, что мысль за ним и не поспевает. Повсюду – на земле, на подоконниках, на крышах, на парковых лавках – листья. Они даже в воздухе – вздымаются вверх, кружатся, как только ветер ударит в стены домов. Вокруг тишина, самая живая тишина на свете: миллионы ударов сердец, какофония шорохов, шелеста и плеска воды. Это та тишина, которую я никогда бы не услышала, будь я человеком.
Какой странный сон… Ведь это сон? Правда?

Третий день. Уже трижды плавились окна от закатного солнца, трижды утопали все очертания в густой тьме, трижды я открывала глаза – сотни фонарей – и рассматривала каждый закоулок моего «тела», трижды меня всю застилало утренним туманом по самые крыши. А я все никак не проснусь.
Неужели это вовсе не сон?

***

Пятый день.  Мне страшно. Все перевернулось с ног на голову: все чувства, всё привычное, обыденное, родное. Неизменными остались только мысли, да и кто уверит, что и они вскоре не исчезнут? Я хочу назад, я хочу домой, пусть в школу, пусть спать не буду от учебы, но я хочу вернуться! Я хочу назад… Мама… прошу, забери меня…

Я вспоминаю. Вспоминаю друзей, вспоминаю детство, вспоминаю то, за что надо извиниться, и то, за что нужно жалеть. Теперь все кажется таким далеким, блеклым, словно и не со мной происходило, а с другим человеком. И все, что я помню, все ощущения, мысли, эмоции – теперь они такие серые и бледные… Наверное, к лучшему то, что я превратилась в город. Наверное…

День за днем – без изменений. Только больше дождей, больше ветров, а солнце все чаще скрыто за облаками и совсем не греет.
Все должно измениться! Я же город! А в городе обязательно должны жить люди!
Будто в ответ, на мою мостовую шагнул человек. У него твердый, уверенный шаг. Неспешный. Человек бродит по улочкам, сидит на лавках, вернее всего, тоже слушает тишину, а может, рассматривает меня.
За ним пришла целая толпа. В ней – такие же сильные, как и у первого человека, шаги, неуверенные детские шажочки, шаги с носка на пятку, как у танцовщиков, шаги неровные, как у пьяниц или больных -  и все разные, незабываемые, особенные. Отпечатки этих шагов – тысячи красок, а вместе они обретают свой, необыкновенный цвет.
Толпа все никак не прекращается. От такого гула голосов я содрогаюсь, никогда здесь не было столько звуков, криков, музыки. Живая тишина исчезла – вместо нее не менее живой шум. Люди прогуливаются, заходят в дома, выходят из домов, спускаются и поднимаются по лестницам, сидят на холодной земле в парке, и все сопровождается разговорами, песнями, руганью!
Никогда я не была настолько живой. И то верно: город рождается лишь тогда, когда в него приходят люди.

***

Три месяца. Январь. Снег падает на мостовую и тут же тает, на окнах застыл инеевый узор, с карнизов свисает бахрома сосулек. Улицы заполнены людьми, крыши – котами, каналы – крысами. Потеют от человеческого дыхания стекла, рукавицы оставляют россыпь шерстинок на замерзших стенах, ноги катаются по льду и непременно поскальзываются. Ночью – пляски и веселье в честь зимы, ужин у каминов, чтение книг. Книги и я читаю, вглядываюсь в строки из лампочки или фонаря. Слушаю и музыку, наблюдаю за танцами. Мне нравятся те, где больше работают ноги – «тело» начинает дрожать в такт музыке, кажется, будто и я танцую.
Ухаживают за мной постоянно. Не мусорят, не громят ничего, заботятся о деревьях. Весной, говорят, посадят на подоконниках цветы. А летом будут пускать по реке фонарики – праздник в мою честь.
Хорошие люди. Даже если и не верят в то, что я жива, все равно любят.

Десять лет. Июль. Ночь. Мириады разноцветных фонарей плывут по реке навстречу морю. Они танцуют, переливаются из одной формы в другую, они – сотни точек, составляющих единое целое.
«День города» люди празднуют по привычке. Раньше они устраивали веселье на целый день, с танцами, песнями, украшением домов. Теперь – пару монет на фонарик и полчаса на берегу реки.
Я изучила их жизнь от и до. Каждого. Много чего скрывается за приветливыми масками, от робости и одиночества до ненависти и злобы. Поначалу моя наивность не позволяла увидеть, как смотрят они искоса друг на друга с завистью или насмешкой. Или как глядит безразлично в окно такая веселая на людях девчонка. Или как явно льстит курьер своему начальнику, называя этого доброго толстячка «господин спортсмен».
Все то, что они скрывают от остальных – я знаю. Вот только именно я ничего не могу сделать. Меня забыли. Забыли, что я – живая. Они мусорят, бросают в меня бумажками, окурками, банками. Они говорят о войне, постоянно о войне, а в их голосах – волнение и страх. А про меня – ни слова. Больно, но я терплю. Все равно я живу только ради них. Все города живут ради своих жителей.
Но люди, которые живут во мне, которые когда-то наполняли все мои закоулки радостью и жизнью, совсем меня позабыли. Мое место всецело заполнила тревога и война.

Десять лет и пять месяцев. Пять минут до Нового Года.
На моих улицах – битва. Мои дома – в огне. На стенах, на мостовой, в комнатах – кровь. В воздухе – грохот и крики. Стрельба.
Больно! Больно ломаются стекла, больно крошится камень, больно плавятся стены, больно горят деревья! От шума я вся дрожу, раскалываюсь! От крови тепло, от снега – холодно, паника, хаос, боль. Больно мне, больно убийцам, больно жертвам, больно всем, и все продолжают резню, стремятся к боли все больше, будто видят в ней какое-то мазохистское удовольствие.
А я не вижу ничего. Не слышу ничего. И ничего не ощущаю, кроме боли.
Мамочка… Почему со мной приключилась такая беда?!

***

Утро. Во всепоглощающей, мертвой тишине настает рассвет. Солнце заполняет все дома, все улочки и закоулки Города N. Тротуар словно загорается тысячами лампочек – но это всего лишь осколки стекол отражают зарю. Они сияют и на пепелищах домов, и на развороченной площади, и в дотла сгоревшем парке. Благодаря ним кажется, что есть еще в городе частичка жизни.
Но солнце застилает дым, и новоявленные фонари гаснут. Нет никакой жизни. От былого осталось лишь пустынное пожарище. Людей в городе нет, даже мертвых, все они – лишь куча угля у реки. Отпечатки их шагов – те самые тысячи красок, утонули в крови. Остался только один цвет – серый.
Город N умер.
     Все города умирают, когда их покидают люди.